Праздник непослушания. Часть девятая
Как читатели, наверное, помнят, на лето 1917 года намечалось генеральное наступление русских войск, в успехе которого генералы не сомневались (что и подтолкнуло их принять участие в февральском заговоре буржуазии – дескать, тогда все пышки достанутся им). Царя действительно скинули, но потом события пошли совершенно непредсказуемо, армия разваливалась на глазах. «Приказ № 1», солдатские комитеты окончательно убили дисциплину.
Идти или не идти в атаку – теперь решалось на митинге. Таким же митинговым способом оформлялись отпуска, представления к наградам, да вообще всё, вплоть до уборки казарм. Естественно, утечка информации была колоссальной, и противник знал о намерениях русской армии всё – и имел время подготовиться. Отношения солдат и офицеров напоминали «отношения» кошек с собаками. Прошла серия убийств наиболее вредных офицеров, причем наряду с ворьём в погонах и мордобойцами зачастую страдали требовательные и добросовестные военные. Офицерство за это затаило камень за пазухой на солдат и попробовало отыграться во время корниловского путча и в последующую Гражданскую войну, но до этого дело ещё не дошло, а вот солдаты и сами поняли, что хватили через край.
Опасаясь, что за все «р-р-революционные» художества и выкрутасы придётся отвечать, и не Питерскому совету, а им самим, солдатики обратились к правительству с просьбой ввести в войсках институт военных комиссаров. Теоретически, он должен был стать чем-то вроде прокладки между «нижними чинами» и «их благородиями». Комиссар должен был гасить конфликты, оказывать помощь командованию, защищать солдатские интересы и т.п. Как видите, чисто собачья должность – сплошная нервотрепка и никакой реальной власти. Права, и ответственности тоже никакой: провалится наступление, так это командир виноват! А то, что ему над ухом жужжал комиссар, так это в расчет не берется. Этим комиссары Временного правительства и отличались от большевистских комиссаров, рисковавших головой в случае провала.
Известно, что создавать по всякому поводу новые комитеты, подкомитеты, конторы есть излюбленный способ бюрократии уходить от ответственности. Вот и солдатики поступили как закоренелые бюрократы, хотя чиновниками не были. Зато чиновники во Временном правительстве быстро «просекли фишку», и чтобы в корне убить всякую ответственность, решили посылать в войска не по одному комиссару, а по трое. От Советов, от Временного правительства и от солдатских комитетов. То есть в уши одному командиру теперь должны были кудахтать сразу три посторонних типа, возможно, от разных партий. Это был триумф болтливой и безответственной «демократии»!
Когда хотят выразить полный и абсолютный бардак, то употребляют выражение «пожар в публичном доме». Так вот, то, что задумало Временное правительство, было пожаром в публичном доме порохового завода, происходящем по время землетрясения. При этом от обслуживающего персонала требовали исполнять свои служебные обязанности. К счастью, в полной мере этот закон не был выполнен, но по одному гражданскому комиссару в войска послать успели. Они и начали втравливать военных в партийные игрища, способствуя, таким образом, разжиганию в будущем Гражданской войны. Кстати, комиссаром при Корнилове был назначен некий эсер Савинков…
Козе было понятно, что летом 1917 года ни о каком наступлении русской армии не могло быть и речи – дай бог в обороне просидеть! Но, как мы знаем, все Временные правительства, и правые, и левые, объединяло только одно – «война до победы!» Чьей победы? И над кем? Антанты над Россией? Похоже, что так.
Ну так вот, «временные» планировали начать наступление 10 июня, и это знали все. Большевики в ответ предложили на 1-м Съезде Советов отметить этот день массовой антивоенной демонстрацией. В отместку им, большинство Съезда постановило – никаких демонстраций в течение трех дней! Если большевики не подчиняться, то им грозили всякие кары, вплоть до изгнания из Советов.
Резолюция была явно провокационной потому, что была принята в канун этого дня, в 12 часов ночи. Пусть большевики попробуют остановить собственную партийную машину за несколько часов! Тем более, что они готовились к этой демонстрации загодя и с усердием. Ясно, что ленинцы не справятся, народ выйдет на улицы, и состоятся стихийные выступления. Если с жертвами, так ещё лучше – можно будет вину свалить на большевиков. Но ленинцы справились. Никакой демонстрации 10 июня не было. «Братьям-социалистам» надо было задуматься – как-никак, первый тревожный звоночек! – но они игнорировали его, недооценили Ленина. На свою, впрочем, голову.
Кстати, и наступление 10 числа тоже не состоялось. Военный министр Керенский отсрочил его – для того, чтобы соблюсти демократическую невинность и заручиться резолюцией Съезда Советов, от имени народа одобряющей эту войну. Продавить эту резолюцию ему удалось, и наступление было назначено на 18 июня. Вы не находите, что это малость того – сумасшедшим домом попахивает?
Представьте себе: лето 1944 года. К Сталину, планирующему операцию «Багратион», подходят Молотов и Калинин. «Иосиф Виссарионович, наступление надо отложить. Пусть сперва Верховный Совет примет резолюцию, одобряющую это мероприятие, опубликуем её во всех газетах, проведем в Москве демонстрацию трудящихся по этому поводу. Да и Съезд ВКП(б) провести по этому поводу не мешало бы. Так что наступление подождёт – надо повести обсуждение этой операции среди широких народных масс, иначе какие мы демократы?»
Если бы мы так воевали в Великую Отечественную войну, то проиграли бы её летом 1941 года. А тогда, летом 1917-го, как видим – ничего, и даже на какую-то «победу» рассчитывали! Кстати, никаких Съездов ВКП(б) Сталин не созывал ни во время индустриализации, ни в Великую Отечественную войну, ни в первые, самые тяжелые годы после войны, когда ковали ракетно-ядерный щит СССР. Он не мог себе позволить такую роскошь – собрать болтунов и заседать среди них, когда надо было работать.
Но мы несколько отвлеклись. Не устояв перед демократически обаянием Керенского, первый Съезд Советов принял резолюцию, одобряющую начало наступления, и даже постановил провести в этот день, 18 июня, массовую народную демонстрацию в поддержку Временного правительства и войны. Демонстрация действительно получилась отменная, но только совсем не такая, какую хотели видеть господа социалисты. А виноват в этом был, разумеется, всё тот же Ленин.
Из воспоминаний меньшевика Суханова:
На Марсовом поле не было сплошной, запружавшей его толпы Но навстречу мне двигались густые колонны.
— Большевистская! – подумал я, взглянув на лозунги знамён.
…Ни о каких эксцессах, беспорядках и замешательстве не было слышно. Оружия у манифестантов видно не было. Колонны шли быстро и густо. О «неудаче» не могло быть речи. Но было некое своеобразие этой манифестации. Не было заметно ни энтузиазма, ни праздничного ликования, ни политического гнева. Массы позвали, и они пошли. Пошли все – сделать требуемое дело и вернуться обратно… На всей манифестации был деловой налёт. Но манифестация была грандиозна… В ней по-прежнему участвовал весь рабочий и солдатский Петербург.
Но каковы же лозунги, какова политическая физиономия манифестации? Что же представляет собой этот отразившийся в ней рабоче-солдатский Петербург?
-Опять большевики, — отмечал я, смотря на лозунги, — и там, за этой колонной идёт опять большевистская… Как будто… и следующая тоже, — считал я дальше, вглядываясь вдвигавшиеся на меня знамёна и в бесконечные ряды, уходящие к Михайловскому замку, в глубь Садовой.
«Вся власть Советам!» «Долой десять министров-капиталистов!», «Мир хижинам – война дворцам!»… Так твёрдо и увесисто выражал свою волю авангард российской и мировой революции, рабоче-крестьянский Петербург… Положение было вполне ясное и недвусмысленное… Кое-где цепь большевистских знамён и колонн прерывалась специфическими эсеровскими и официальными лозунгами. Но они тонули в массе; они казались исключением, нарочито подтверждающим достоверность провала.
Я вспомнил вчерашний задор слепца-Церетели. Вот оно, состязание на открытой арене! Вот он, честный смотр сил на легальной почве, на общесоветской манифестации!»
Добавлю, что всего, по разным данным, на улицу вышли от 400 тысяч до полумиллиона человек.
Уважаемые читатели, вы всё поняли! Да, именно так. Демонстрация, изначально задуманная в поддержку войны и «временных», превратилась, по сути, в открытый вотум недоверия им же. Но ведь большевики имели всего 1/8 часть от голосов Съезда! Почему же народ пошел под их лозунгами? Странная получается картина – у большевиков в Советах меньшинство, а на улице – большинство?
Хотя, чего тут странного? Все мы имели сомнительную честь прожить свыше двадцати лет при самом демократическом режиме – вам надо объяснять, как такое получается? Помните, как народ относился к «всенародноизбранному» Борису Ельцину – и что? Вот так же было и тогда. С одной лишь разницей: тогда были Ленин и Сталин, тогда была партия большевиков. И она сыграла решающую роль в дальнейшей судьбе России.
Июньская демонстрация показала – покуда социалисты болтали в Советах, очень конкретные люди из дворца Кшесинской конкретно работали в казармах и на заводах. В английском посольстве это поняли и приняли решение: большевиков мочить! Повод, разумеется, подвернулся быстро, уже в июле.
(продолжение следует)