«Вече не быти, посаднику не быти, а быти по воле великого князя»
Теперь уже даже не вериться, что когда-то Русь была частью Европы. При пересечении границы со стороны Эстонии или Финляндии контраст поразительный. Страна имеет вид завоеванной. Всюду следы совершеннейшего хищничества: захламленные леса, кучи мусора вдоль дороги, развалины коровников. У людей в деревнях вид, как у обитателей резерваций. Текущие десятки лет водоразборные колонки, к которым никак не приделать вентили, приусадебные участки без единого деревца или грядки (но заваленные бутылками из-под пива). Не хозяева, а какие-то квартиранты…
Квартирантом в собственной стране русский народ оказался после того, как в результате государственного переворота («батыева нашествия») был полностью изменён традиционный уклад жизни. Образовался режим, скопированный с худших образцов ближневосточных рабовладельческих тираний. («Война миров»). Подобные системы управления всегда проигрывают более гибким. И рушатся, не выдержав конкуренции. Но природа России слишком хороша, а страна слишком велика и потому тут эта реликтовая система сохранялась дольше всего в неизменном виде. Попробуем растолковать всё это на примерах.
Брошенные города
Подобные режимы всегда — рассадник рабства. Средний класс, как основа развитого городского самоуправления для них смертный враг. И вот города изводятся, а население, чтоб не пропасть с голоду, вынуждено заняться хлебопашеством в районах, мало пригодных для этого. Но крестьянские хозяйства в России мелкоконтурные. Тут гораздо удобнее хуторской тип. Так поначалу и было, но с 14 века бояре с целью улучшения контроля за населением сгоняют его в деревни. Убытки их не волнуют. Совсем как советских руководителей, ликвидировавших «неперспективные хозяйства» и согнавших колхозников на центральные усадьбы, часто в многоэтажки.
При Дмитрии Донском навеки умолк вечевой колокол в Москве. Другие русские города ждала та же участь. Ненависть к городской свободе доходила до абсурда. К примеру, в Смутное время хватка государства ослабла, и русские люди тут же основали в устье реки Таз вполне современный (по тем временам) город Мангазею. И приступили к освоению севера Сибири и Ледовитого океана. Но Смута кончилась, и поступил от нового царя приказ: «Город бросить!» Не было возможности контролировать население. В энциклопедическом словаре стыдливо сказано, что город погиб от пожаров. Конечно, погиб, брошенный по самодурскому приказу из Москвы. Как говориться, «сам не ам, и людям не дам».
Но сами-то господа византисты что-нибудь выиграли от своего собственного режима? Разберёмся. В России практически нет дворцов знати 14-16 веков. В Европе полно – рыцарские замки, палаццо Медичи, Сфорца и многих других. А в России, максимум, что сохранилось от княжьих теремов, так это остатки весьма хлипких фундаментов. Размером меньше современного средненького коттеджика. При весьма добротных и капитальных церквях. Ой, как бедненько жила светская «элита»! А как в таком случае жил народ? Ответ ясен – хуже некуда. А почему такое положение «элиту» не возмущало? А потому, что византист не способен мыслить в абсолютных категориях. Он может мыслить только в категориях относительных. Для него не важно, как живёт он сам, ему важно, чтоб другие жили хуже его. Проще говоря, «Золотая рыбка, не надо мне ни дворца, ни ларца, хочу, чтоб у соседа корова сдохла!» Прошу прощения за отступление от темы. Как-то раз, вскоре после трагедии на шахте в Кузбассе включил я телевизор, и слышу, как радостным голосом диктор успокаивает телезрителей – мол, народу в Кузбассе и вправду погибло много, но ничего страшного, в Китае на шахте недавно погибло ещё больше. Уважаемые читатели, вы от этого счастливы?
Дар Валдая
К счастью, подобные нравы долгое время не касались Пскова и Новгорода. Города эти сумели в конце концов смирить князей. Прекратились безобразия, а сами князья стали тем, кем были изначально – предводителями приглашённых военных дружин. Знаменитый псковский Довмонт вел себя исключительно прилично, попыток военного переворота не предпринимал и на власть вече не покушался. Были и среди князей честные люди…
Самодержавной Москве такое положение было нестерпимо. Такой «плохой» урок для своего населения! И потому войны против Новгорода велись с исключительной даже по тем временам жестокостью. В конце концов город был полностью разорён. Голод доходил до того, что выкапывали и ели покойников. Уцелевшие новгородцы разорились, стали рабами и плодили в дальнейшем рабские и нищие поколения. От городской культуры остались одни запрещённые воспоминания. Псков избежал войн с Москвой, но в 1510 году Василий Третий прислал дьяка Третьяка Далматова с такой грамотой: « Вече не быти, посаднику не быти, а быти по воле великого князя». Что в переводе на современный язык означало одно – свободе Пскова пришёл конец. Псковичей охватил ужас. По словам летописца, только малые дети не плакали тогда в городе. Все понимали, что означает власть Москвы. Но сил обороняться уже не было. Потому сняли вечевой колокол и повезли его в знак покорности в Москву. Но судьба смилостивилась – колокол разбили на Валдае. Умышленно или специально, не важно. Кусочки эти ожили и превратились в ямщицкие колокольчики… Красивая легенда, правда? Но с тех пор на каждом таком колокольчике была надпись – «Дар Валдая». Не погибла совсем свобода на Руси, разошлась тысячами осколков повсеместно. Когда же они сольются вновь воедино?
«Великие полководцы»
Долго ещё псковичи выделялись среди других русских достоинством, честностью и воинским умением. Всеми теми качествами, которые несовместимы с рабством. И наверное, только потому смогли отстоять город в 1581 году. Их враг, Стефан Баторий отличался полководческим даром и не был лишён гуманности к противнику. Читать его письма к Ивану Грозному – одно удовольствие. Баторий ругает московский стиль правления и вызывает царя на поединок, чтоб кончить войну малой кровью. «Курица защищает от орла и ястреба своих птенцов, а ты, орёл двуглавый, от нас прячешься». Страх Ивана Васильевича доходил до того, что он не посылал помощь Пскову, боясь, что ратники схватят его и отвезут Баторию. Невозможно убивать людей и не трусить.
Следует заметить, что ранее (в 1571 году) он бросил Москву при приближении войск крымского хана. Как в подобных случаях поступали почти все его предшественники – московские государи со времён Дмитрия Донского. Столица была сожжена, два месяца не могли убрать обгорелые трупы… Так что попытки Батория пробудить совесть в Иване Васильевиче были напрасны – царь не понимал, как ему, помазаннику божию, можно стыдиться каких-то простолюдинов, которых он и его предки и за людей-то не считали: так, двуногая скотина, хамово отродье…
Памятник – народу!
Грозный привёл Россию к полной катастрофе, и Смутное время было неудачной попыткой избавиться от византийского режима. А Псков прославился ещё раз, отогнав от своих стен войска шведского короля Густава Адольфа. Потом он уже ничем не отличался от других русских городов. Наступило правление мерзких Романовых, спаивавших русский народ. Но это уже особая тема. Скажу лишь, что русская нация вымирала уже тогда от рабства. Хвалёный демографический рост населения в 19 веке обеспечивали Сибирь, Дон и Север. То есть территории, куда загребущая ручонка самодержавия не могла дотянуться в полной мере. А крепостной центр России вымирал, как и сейчас. Потому что по приказу нельзя заставить жить, по приказу можно только заставить умереть.
Мне странно смотреть на нынешнюю «политическую» грызню вокруг памятников. Одним не терпится к 2010 году убрать памятник Ленину и возвести на его месте памятник Довмонту. Другие в отместку планируют установить бюст Сталина. На памятник Лимонову заявок ещё не поступало? А может, хватит возвеличивать вождей, князей и царей? В конце концов, в России республика с февраля 1917 года. И с конца 20 века вроде бы демократия. Если уж так хочется возвести ещё один монумент, то возведите его своим предкам. Псковскому вече. Огромный вечевой колокол. И объявите территорию около него свободной для всех убеждений и высказываний. Как в исконной, другой России. Просто в жизни каждого народа приходит момент, когда он должен подумать только о себе, без всякой «имперской» и «государственнической» политики. И мне кажется, что для русских этот момент настал.
Рахим Джунусов
ЗАЧЕМ ПРИ ТАКОМ ТЕКСТЕ ДЕВИЦЫ.
Рахим, спасибо, отличная статья.
Ув. ссылки на источники в студию иначе это ЛИшЬ бред больного воображения………………и вообще видило ВЫ ЛИБЕРАСТ…………..
ИВАН IV ВАСИЛЬЕВИЧ ГРОЗНЫЙ (в иночестве Иона) (1530–1584) – великий князь московский с 1533, первый венчанный на царство (1547) русский царь, сын Василия III Ивановича и Елены Васильевны Глинской. Родился 25 августа 1530 в с.Коломенское под Москвой.
Оставшись трех лет без отца (1533), а восьми лет (1538) – без матери (по слухам, отравленной), попал под опеку вначале князей Шуйских, с 1538 – Бельских, с 1542 – вновь Шуйских. Иван рос в обстановке лжи, интриг и насилия, детство осталось в его памяти как время обид и унижений. Засилье временщиков и борьба за власть между враждующими боярскими группировками сформировали в нем подозрительность, жестокость, необузданность. В возрасте 13 лет он велел псарям до смерти забить своего воспитателя В.И.Шуйского, затем объявил себя самодержцем (29 декабря 1543). Князей Глинских (родственников матери) он назначил главнейшими над всеми иными боярскими и княжескими фамилиями. В 15 лет послал свое войско против казанского хана, но тот поход был безуспешным.
16 января 1547 был «венчан на царство» – одарен шапкой и бармами Мономаха и титулом «царя и великого князя всея Руси». 13 февраля вступил в свой первый (из семи) брак – с неродовитой и незнатной дворянкой Анастасией Романов(н)ой, дочерью Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина. С ней ему суждено было прожить 13 лет, прижив трех сыновей, в том числе Федора Ивановича (будущего царя), Ивана Ивановича (им же и убитого в 1581), Дмитрия (погибшего в отрочестве в Угличе) и трех дочерей, дав начало новой царской династии – Романовых.
В июне 1547 страшный московский пожар вызвал народный бунт против Глинских, чарам которых толпа приписала бедствие. Бунт усмирили, но впечатления от него, по словам Грозного, впустили «страх» в его «душу и трепет в кости». Влияние на царя перешло от Глинских к Сильвестру, духовнику Ивана, протопопу Благовещенского собора в Кремле (автору одного из разделов Домостроя). Тот сумел убедить царя в возможности спасти страну с помощью новых советников, которые были подобраны по указаниям Сильвестра и составили особый кружок, по сути выполнявший функции правительства, названный одним из ее членов, князем А.Курбским, Избранной радой.
Активное участие Грозного в государственной деятельности начинается с создания рады в 1549 и превращения костромского дворянина А.Ф.Адашева в ее фактического главу. Разнородная по составу, рада верно служила укреплению самодержавной власти Ивана и усилению централизации государства. Эту цель преследовали и казанские походы 1549–1552, завершившиеся взятием Казани 2 октября 1552 (в честь чего на Красной площади в Москве заложили Покровский собор с 8 главами – символом 8 дней «казанского взятия»), и реформы по усилению центральной власти. С 1549 начался созыв Земских соборов, в 1550 составлен новый Судебник, подтвердивший Юрьев день как единственный день перехода крестьян от одного владельца к другому (предвестник полного закрепощения крестьян). В 1551 созван церковный собор, получивший имя Стоглавого (в сборнике его решений было 100 глав), на котором присутствовали, наряду с духовенством, бояре и верхи дворянства. Собор утвердил пантеон русских святых и унифицировал обряды.
В начале 1550-х правительство Грозного провело реформы управления и суда (Губная, Земская реформы, ликвидировавшие систему «кормлений» и начавшие перепись земель), в 1553 установили торговые связи с Англией и выстроили первую в русской истории гостиницу рядом с Кремлем (Английский торговый двор), в том же году началась работа первой типографии в Москве. К середине века оформилась система приказов (исполнительных учреждений), успешно шла реформа армии (в 1550 были заложены основы стрелецкого войска, с 1556 появилось деление на роды воск – конница, стрельцы и «наряд», т.е. артиллерия).
Так первый (реформаторский) период правления Грозного консолидировал служилое сословие (дворян), укрепил государственный аппарат и позволил решить ряд внешнеполитических задач. Спустя 4 года после взятия Казани было завоевано Астраханское ханство. В зависимость от Москвы попали сибирский хан Едигер (1555) и Большая Ногайская орда (1557); одновременно под «московскую длань» добровольно вошли башкиры.
Однако сам царь полагал, что проведенные мероприятия не только не укрепили его власти, но «всех бояр начали в самовольство приводити». Его беспокоила самостоятельность взглядов Адашева и Сильвестра, которых он обвинил в том, что они сами всем распоряжаются, а его «водят, как юнака, под руки». Расхождение мнений выявил вопрос о направленности дальнейших действий во внешней политике: Грозный полагал необходимой войну за выход к Балтике, члены «рады» – дальнейшее продвижение на юго-восток.
Начавшаяся в 1558 Ливонская война должна была подтвердить правоту царя, но успехи первых лет войны сменились поражениями. Смерть в 1560 Анастасии Романовой и наговоры ее родственников заставили царя заподозрить бывших сподвижников в злом умысле и отравлении царицы. Адашев умер в момент готовящейся для него расправы; Сильвестр по приказу Грозного был пострижен и сослан в Соловецкий монастырь. В 1564 ближайший советник царя кн. Андрей Курбский (1528–1583), член Избранной рады и полководец, узнав о смерти Адашева и готовящейся расправе над ним самим, бежал в Литву.
Избранная рада пала. Начался второй период правления Грозного, когда он стал править самодержавно, не слушая ничьих советов. На смену аскетичности времен Избранной рады пришли роскошные пиры и скоморошьи потехи. Чтобы покончить с оппозиционерами, царь решился на демонстративную «обиду»: вместе с семьей он в декабре 1564 покинул Москву, как бы отрекаясь от престола, и выехал в Александровскую слободу. Народ, придя в смятенье, потребовал от бояр и высшего духовенства умолить царя вернуться. Грозный принял депутацию и согласился вернуться, но на определенных условиях. Их он изложил, приехав в столицу в феврале 1565; по сути, это было требование предоставить ему диктаторские полномочия (право казнить и миловать изменников, забирать их имущество). Специальным указом царь провозгласил учреждение опричнины (от древнерус. опричь – «кроме»), т.е. удельного личного владения царя, которое должно обеспечить нужды его заново реорганизованного, «особого обихода дворцового». Эти личные земельные владения должны были быть составлены из конфискованных земель политических оппонентов и вновь перераспределены среди тех, кто был ему верен и предан. Под перераспределение попали около 20 городов и несколько волостей. Из преданных «друзей» царь создавал особое войско – опричное, формировал дворы со слугами для их содержания. В Москве для опричников было выделено несколько улиц и слобод. Число опричников и их земли быстро увеличивались.
Земли, не попадающие под перераспределение, именовались «земщиной», на них самодержец не претендовал. Земщина управлялась боярской думой, располагала войском, судебной системой и другими административными учреждениями. Однако реальной властью обладали опричники, выполнявшие функции государственной полиции.
Одетые в черное, на вороных конях с черной сбруей и привязанными к седлу собачьей головой и метлой (символами их должности), эти беспощадные исполнители царевой воли наводили на людей ужас массовыми убийствами, грабежами и поборами. Множество боярских родов было полностью истреблено, среди них были и родственники царя (кн. В.А.Старицкий). В 1569 опричником Малютой Скуратовым был задушен митрополит Филипп, перешедший от увещеваний царя к прямым его обличениям и открыто протестовавший против опричнины. В 1570 жестокий удар опричного войска обрушился на Новгород и Псков, обвиненные их в стремлении «перейти в подданство» литовскому королю. Десятки тысяч новгородцев были преданы мучительным казням по подозрению в изменнических настроениях. После новгородской расправы царь сам стал бояться своих опричников. В мае 1571 их войско показало себя неспособным оказать сопротивление «крымцам» во главе с ханом Девлет-Гереем, и Москва была сожжена. За такой промах царь казнил командующего опричным войском кн. Черкасского, а в 1572 упразднил опричнину и восстановил прежний порядок. Правда, казни в Москве продолжались. В 1575 на площади у Успенского собора в Кремле были казнены 40 человек, участники Земского собора, выступившие с «особым мнением», в котором Иван IV увидел «мятеж» и «заговор».
Опричники и продолжавшаяся война в Ливонии измучили страну. Война в Прибалтике, прерванная после падения Ливонского ордена (1561), возобновилась без прежнего успеха. Англия не пошла на договор с Русским государством, а шведский престол в 1568 занял Юхан III, дружески расположенный к Польше. С избранием Стефана Батория на польский трон (1575) военные столкновения стали для России цепью поражений. Поляки дошли до Пскова, но не смогли взять его (т.наз. «псковское сидение» 1581), после чего Московия подписала с Польшей мирный договор в Яме-Запольском (1582); по нему Москва отказывалась от притязаний на Ливонию и Полоцк, а поляки возвращали захваченные русские земли. По Плюсскому миру со Швецией 1583 вся Эстляндия отходила Швеции.
Несмотря на очевидные промахи в борьбе за Балтику, правительство Ивана Грозного сумело наладить в эти годы торговые связи через Архангельск с Англией и Нидерландами. Весьма успешным было и продвижение русского войска в земли сибирского хана, завершившееся уже при сыне Грозного царе Федоре Ивановиче.
Умер Грозный в Москве 18 марта 1584. Митрополит Дионисий совершил обряд пострижения над умирающим царем. Его прах царя был упокоен в Архангельском соборе Кремля.
Сложившееся в русском фольклоре прозвище царя («Грозный»), точно отражает представление о нем как о могущественном правителе. Убежденный в необходимости отстаивать божественное право самодержца, он стремился к неограниченной власти. Жестокий и подозрительный, одержимый манией преследования, он устраивал кровавые расправы, но временами осознавал свои грехи и предавался истовому покаянию. Мнительность и недоверчивость его характера с годами усиливались (в результате одной из вспышек гнева он убил в 1582 своего сына Ивана Ивановича), обостряясь после каждой неудачной женитьбы (Анастасия Романова умерла «юницей», в 1569 скончалась Мария Темрюковна; в 1571, не прожив и месяца с царем, Марфа Собакина, в 1574 отправлена в монастырь Анна Алексеевна Колтовская, а затем Анна Васильчикова; неудачным было и сожительство Василисой Мелентьевой. Ребенок от последнего, седьмого брака с Марией Федоровной Нагой родился эпилептиком и рано погиб).
Будучи человеком «книжным», Грозный прекрасно владел пером, обладал литературным талантом (о чем говорят его широко известные послания к А.М.Курбскому, В.Грязному и др.). Предполагают, что написанные им тексты оказали значительное влияние на составление ряда литературных памятников середины 16 в. (летописные своды, Государев родословец 1555, Государев разряд 1556 и др.). Царские указы сыграли важную роль в организации книгопечатания; по его инициативе было осуществлено строительство в Москве храма Василия Блаженного, созданы росписи Грановитой палаты.
В исторической науке деятельность Грозного получила разноречивую оценку. Н.М.Карамзин, М.Н.Погодин, В.О.Ключевский отрицательно характеризовали его; советские историки Р.Ю.Виппер, С.В.Бахрушин, И.И.Смирнов, работавшие в годы восхваления тоталитарных и тиранических методов достижения процветания страны, подчеркивали положительные стороны в его деятельности. Опричнина рассматривалась ими как «аграрный переворот, вызванный борьбой прогрессивного дворянского землевладения с реакционным боярским». Критика этих взглядов содержится в работах историков периода политической «оттепели» – М.Н.Тихомирова, А.А.Зимина, С.О.Шмидта.
Образ Ивана Грозного нашел отражение в фольклоре и художественной литературе, его личность пытались постичь М.Ю.Лермонтов, А.К.Толстой, А.Н.Толстой, в живописи и скульптуре – И.Е.Репин, В.М.Васнецов, М.М.Антокольск
Надо знать свою историю она героична и сложна……….ане лизать жопу европе………….