Исповедь стрелочника

«Будучи выходцем из бедной рабочей семьи, я с раннего детства был твёрдо убежден в никчёмности собственных мыслей и приучен безоговорочно доверять мнению вышестоящих и «лучших». Мне и в голову не приходило, что я способен родить на свет заслуживающую внимания идею.
Уже много позже и далеко не сразу мой подраставший тогда сын сумел переубедить меня в этом, поскольку именно он уговорил меня засесть за жизнеописание, чем способствовал пробуждению воспоминаний, тяжким грузом давивших на меня…»
Этими словами начинаются мемуары бывшего солдата 22-й танковой дивизии вермахта Генриха Метельмана. Но, как это иногда бывает в жизни, как раз его книгу я считаю одной из лучших в этом жанре. Почему? Как раз потому, что будучи человеком простым, Метельман увидел в России самые простые вещи, которые проглядели его более «продвинутые» товарищи. По собственному опыту я знаю, что запудривать мозги легко, а вот объяснить человеку, что дважды два – четыре, что белое – это белое, а черное – это черное, очень сложно.
Так вот, Генрих Метельман делает это с потрясающей легкостью, даже не задумываясь и не ставя такую цель – это у него получается само собой. Просто у него, в отличие от его камерадов, была совесть, и она-то заставляла его приглядываться к русскому народу и жизни в СССР. Это взгляд иностранца, который прибыл в Россию убежденным нацистом, но, потрясенный реальностью войны, полностью пересмотрел свои воззрения. Название книги, правда, не совсем удачное – «Сквозь ад за Гитлера». Хотя, это с какой стороны посмотреть – ад войны стал для Метельмана чистилищем.
Как и положено, вначале автор вспоминает своё детство и юность, пришедшиеся на конец Веймарской республики и начало становления Третьего Рейха. Для любителей истории довольно интересно. Но подлинный интерес начинается, когда его везут на фронт в Россию. Будучи человеком честным, Генрих сразу видит ужасающие порядки в оккупированной Польше. Меж солдатами ходят разговоры, что где-то здесь Гиммлер спрятал подставного русского царя – для замены, так сказать, Сталину.
А ещё в вагоне рассказывают, что провокация в Гляйвице, с которой началась Вторая мировая война, была подстроена самими немцами – потому и «польских террористов» в плен не взяли, поубивали всех на месте.
Приближение России все почувствовали на своей заднице – уборная в вагоне замерзла, пришлось гадить на ходу, свешиваясь с подножки вагона.
Вид бывших полей сражений с неубранными советскими трупами вызывал страх. Но подлинный ужас начался, когда Метельман увидел поле, усеянное сгоревшими танками, среди которых были и немецкие. Он представил, как его собственный танк станет для него гробом на гусеницах – и кинулся к подножке вагона…
Не очень-то похоже на бравые пропагандистские фильмы вермахта, не правда ли?
Вообще, война оборачивалась самой неожиданной стороной. «Нам было приказано занять по дому на экипаж, а хозяев выставить вон. Когда мы зашли в нашу лачугу, я увидел за окном у стола женщину и троих маленьких детей». Хозяев выкинули в морозную ночь из дому, дав пять минут на сборы.
«На улице стоял мороз, и когда я посмотрел в окно на них, увидел, как женщина стояла у дороги, растерянно озираясь, не зная, что делать. Зрелище вызвало во мне странное чувство. Ни разу в жизни мне не приходилось оказываться в подобной ситуации». Ничего, потом вся война из таких ситуаций только и состояла…
Потом часть переводят в Крым и направляют на борьбу с партизанами. В помощь придают крымских татар. Крымчаки Метельману страшно не понравились. Сначала тем, что назойливо лезли в «друзья», а потом за их отношение к русским. Сам Генрих в карательной операции принимал второстепенное участие – будучи водителем, караулил машину.
«Я стал рассматривать брошенные партизанами книги, тут возвратилась группа татар, они сообщили о страшных вещах. Приставив руки к горлу, они недвусмысленно объяснили, какова была участь тех, кто попал к ним. А ведь это были люди, которые веками жили с ними бок о бок! После возвращения всех групп с прочесывания мы уселись большим кругом, и мне довелось услышать рапорты о ходе операции. Я с интересом отметил, что именно состоящие из одних татар группы могли похвастать значительными успехами, остальные были вынуждены скромно молчать, поскольку докладывать было не о чем».
Вероятно, по своей фашистской ограниченности Метельман не понял, что это была борьба крымско-татарского народа за свободу и демократию! Злодей Сталин, не оценив этих добрых дел, потом загонит крымчаков в Среднюю Азию – а за что, спрашивается?
А сам Генрих постепенно попадает под тлетворное влияние большевиков. Общение с местным населением (для этого он даже выучил русский язык) не прошло даром. Шуры-муры с партизанской связной, разговоры со стариками о русской революции – и вот уже устои нацизма поколеблены. Но особенно воздействовали пленные.
«Эх, вы, немцы, поймёте ли вы когда-нибудь?- стиснув зубы прошипел он. Поймёте ли вы, что происходило в России во время революции? Так вот, с тех пор мы, русские люди, впервые знаем, за что боремся. А боремся мы за свою жизнь, за наше дело, за наше будущее, а не за тех, кто испокон веку грабил и угнетал нас до революции! Вот поэтому мы и готовы на всё!»
Книга очень насыщенная, пересказывать её – долгий труд, надо читать. Но ещё один эпизод я всё-таки приведу, уж очень точно он объясняет суть Великой Отечественной войны и причины нашей Победы. Простой немецкий солдат понял эту вещь гораздо лучше высокоумных генералов и академиков, политиков и журналистов.
«Меня, пропитанного нацистской пропагандой в школе и в рядах гитлерюгенда, первые контакты с живыми, а не воображаемыми коммунистами поначалу озадачивали. Пленные, ежедневно доставляемые сюда, во внутренний участок лагеря, либо поодиночке, либо мелкими группами, представляли собой самые разные человеческие типы и совсем не такие, какими я их себе представлял. Они на самом деле сильно отличались и от основной массы пленников, тех, кто был сосредоточен во внешнем участке лагеря и кто внешним видом и поведением мало отличался от обычных крестьян востока Европы. Что меня больше всего поражало в политруках и членах компартии, так это присущее им достоинство и несомненные признаки образованности. Никогда, или почти никогда, я не видел их в состоянии отчаяния, они никогда не рыдали и ни на что не жаловались. И никогда ни о чем не просили. Когда подходил час казни, а казни происходили постоянно, они шли на эшафот с высоко поднятой головой. Почти все они производили впечатление людей, которым можно довериться, я нисколько не сомневаюсь, что повстречайся я с ними в мирных условиях, я вполне мог подружиться с ними».
Да, это так. Основная масса русского народа по своему общему развитию была весьма близка к крестьянам Греции, Румынии или Югославии. Большевики были подлинной элитой нации – без них Россию ждала участь балканских стран. Сталин был наш вождь и учитель, он был головой СССР, и без него война была бы неминуемо проиграна: безголовое дело дергалось бы недолго…
Это понимали немцы, и потому истребляли всех попавших к ним коммунистов. Это не понимают «дорогие россияне», с дебильным упорством повторяющие заклинания «демократов» о том, что войну якобы выиграл народ, а большевики со Сталиным ему только мешали. Хотя, возможно, они по своей глупости представляют Сталина вторым Зюгановым.
Генриху Метельману повезло – он не попал в Сталинградский котел. Его товарищей и его пушку раздавил советский танк, а он, чудом уцелевший, пробился к своим и довоевал до конца войны. Попал в плен к американцам, был в лагерях в США и Англии. Но это уже не так интересно. Кроме одного эпизода, когда пленные немцы предлагали помолиться за убитых ими в России, а демократический американский проповедник уверял их, что большевиков и надо убивать, что в убийствах коммунистов нет греха…
После выхода из плена Генриху не стало житья в Германии. Родители давно умерли, дом разбомбили, с родней отношения не заладились – и он уехал в Англию, где проработал всю жизнь стрелочником на железной дороге. Во время ночных дежурств он писал эту книгу. Единственное, что мне в ней непонятно – почему он говорит, что вести дневники немецким солдатам запрещалось. По моему, больше никто из фрицев (а я прочел немало их мемуаров) на это не жалуется. Да и сам он вел дневник всю войну, а сделать это незаметно в полевых условиях невозможно.
«До сих пор меня гнетет чувство вины за себя и за своих товарищей, по вине которых пострадало столько ни в чем не повинных людей в России. Это тяжкое бремя я не в силах сбросить с плеч. Теперь, когда моя жизнь близится к концу, я иногда пытаясь понять, чем она была. Драмой? Трагедией? Преступлением? Комедией? И не могу дать однозначного ответа на этот вопрос. Я мучаюсь от сознания, что причинил страдания ближним своим, но я не в претензии к тем, по чьей вине выпало страдать мне».
Под конец жизни Метельман побывал в Беларуси. И посетил мемориальный комплекс «Хатынь». Надпись на памятнике потрясла его настолько, что он завершил ею свою книгу. Как наглядное свидетельство огромной, непреодолимой разницы между идеологиями Востока и Запада.
Что же, будем надеяться, что на том свете Бог воздаст ему за его честность. А на этом свете вину свою он искупил этой книгой. Хотя бы отчасти.

Рахим Джунусов

Источник: Другой Псков

 Распечатать запись

Метки: война, Германия, мемуары, СССР