Мужицкая проблема, как часть общей проблемы землепользования, во весь рост вставшая перед Россией к началу 20-го века, не была чем-то из ряда вон выходящим. Более того, это, можно сказать, была «типовая» проблема всех цивилизаций, начиная с древних египтян и шумеров. Земля истощается, население растёт, продовольствия всё меньше и меньше. Кругом вроде бы много пустующих земель, но закостеневшая социальная структура не позволяет их эффективно использовать. И тут только два выхода: либо государство найдет в себе силы на структурную перестройку, сможет ответить на вызов времени, либо погибнет. Примеров полно по всему земному шару, и изредка в диких непроходимых джунглях находят затерянные, покинутые людьми города…
Точно такая же проблема теперь встала перед Россией – ей надо было либо кардинально измениться, либо погибнуть. Тогдашняя деревня страдала от аграрного перенаселения, делавшего бессмысленными все попытки модернизации. Для выхода из сложившегося положения надо было провести индустриализацию страны – городские заводы должны «поглотить» лишнее деревенское население. Одновременно на селе было необходимо резко поднять эффективность землепользования, дабы возросшими урожаями компенсировать потерю миллионов рабочих рук. Надо сказать, что царский режим прекрасно это понимал, более того, уже тогда были составлены грандиозные планы электрификации, коллективизации и индустриализации страны… воплотить которые в жизнь Николай Второй не мог, и эти масштабные замыслы достались по наследству уже большевикам.
«Но люди – все грешные души,
У многих глаза, что клыки.
С соседней деревни Криуши
Косились на нас мужики
Житьё у них было плохое –
Почти вся деревня вскачь
Пахала одной сохою
На паре заезженных кляч
Каких уж тут ждать обилий, —
Была бы душа жива.
Украдкой они рубили
Из нашего леса дрова.
Однажды мы их застали…
Они в топоры, мы тож.
От звона и скрежета стали
По телу катилась дрожь…»
(Сергей Есенин, «Анна Снегина»).
Таким образом, большая часть крестьянства в конце девятнадцатого – начале двадцатого века не могла прокормиться со своих земель, и была вынуждена хлеб покупать. А где взять на это деньги? Только в городе! Поэтому чрезвычайно распространились так называемые «отхожие промыслы». Отходники на зиму (а многие и на начало лета, на период от сева до сенокоса) покидали родимые деревеньки и шли на фабрики, нанимались шабашить на богатых помещиков, а некоторые в поисках заработка уезжали даже за границу.
(Занятный факт: в конце девятнадцатого века первых русских крестьян-отходников в Швеции заподозрили в шпионаже. Но, к счастью, быстро поняли, что это никакие не офицеры русского генштаба, а простые мужики из Новгородской и Псковской губерний. «Гастарбайтеры», говоря по современному).
В самой России конца девятнадцатого века проблема нехватки рабочих рук в городе была настолько остра, что многие фабрики работали только в зимний период, а летом закрывались. Ну и фабриканты, сволочи, чуя народную нужду, платили копейки, а условия труда были – хуже некуда… Потом, когда производство более-менее наладилось, очень трудно было отучить почтенных русских капиталистов рассматривать рабочую силу как бессловесный скот. Точнее, получилось только у большевиков-ленинцев, а Николай Второй тут особых успехов не достиг.
В поисках выхода из затяжного кризиса и под впечатлением первой русской революции царское правительство решило рискнуть и провести так называемые столыпинские реформы. (Как альтернативу принудительной коллективизации). Мера эта, может быть, и принесла бы положительные плоды лет пятьдесят назад, а так вышло из лечения только мучение. Терапией мужицкая проблема уже не решалась, а на хирургию не хватало запаса прочности.
Столыпинская реформа встретила бешеное сопротивление не только социалистов (это ерунда, они особой силой не обладали), но и части государственного аппарата, привыкшего вертеть общиной и не желавшего делить власть с могущими народиться собственниками. Поэтому выполнялась она спустя рукава. Тем не менее, из общины вышло в общей сложности около четверти крестьян (к 1915 году). Но разбогатела лишь ничтожно малая часть из них, а большинство продало причитающуюся землю за гроши и подалось кто куда. (Так мы в начале девяностых продавали ваучеры).
Тут есть ещё один аспект, который обычно замалчивают. Переселенцев селили на «свободных землях», но в начале 20-го века таковых не имелось даже на окраинах, и от этого происходили кровавые стычки русских крестьян с местным населением. Множество переселенцев, вконец разоряясь, возвращалось обратно или, того хуже, принимались бродяжничать. Столыпинская реформа породила сотни тысяч бомжей.
[1]
В конце концов, Столыпина настигла пуля, но не революционера, а полицейского провокатора Богрова. Нет, задумано у Столыпина было неплохо, плохо было то, что (ещё раз повторю) запаса прочности тогдашняя Россия не имела. Деревня не осилила реформу.
Количество лошадей в расчёте на 100 жителей европейской части России сократилось с 23 в 1905 году до 18 в 1910 году. Количество крупного рогатого скота – соответственно с 36 до 26 голов. Средняя урожайность зерновых упала с 37,9 пуда с десятины в 1901-1905 гг. до 35,2 пуда в 1906-1907 г. Производство зерна на душу населения снизилось с 25 пудов в 1901-1905 гг. до 22 пудов в 1905-1910 гг.»
22 пуда – это352 кгзерна. Ой, как мало, а ведь из этого количества надо выделить часть на корм скоту, на помол, на припек и сколько же выйдет хлеба на эту самую душу? При этом часть зерна пережигали на самогон. А Россия, к тому же, хлеб ещё и продавала…
Итак, производственная эффективность столыпинской реформы оказалась не просто нулевой, а отрицательной. Вторая главная цель тоже не была достигнута. Хотя доля сельского населения к 1913 году снизилась до 83% от общего числа, легче от этого е стало никому, так как абсолютная численность населения росла опережающими темпами – начиная с 1898 года она увеличилась на 22 млн. человек.
За годы столыпинских реформ из деревни в город переселились около трех миллионов человек. Сказать по правде, это были далеко не лучшие представители сельского мира. Но там они имели хотя бы избу и грядку лука под окнами. В городе же они в момент превратились нищих, озлобленных, всего лишённых пролетариев – идеальное сырьё для любой революции.
Даже если бы не было Первой мировой войны, вряд ли Россия могла вынести такое количество маргиналов и лоботрясов во всех слоях общества, и наверняка бы рухнула в пучину голодных бунтов и новой смуты…
Первая мировая война обострила все тогдашние противоречия до крайности. Из-за дорогих военных заказов резко возросли цены, и производить недорогую мирную продукцию (в том числе продовольствие) стало просто невыгодно. Деньги быстро дешевели. Если до войны пуд железа стоил 1,5 пуда пшеницы, то в войну цена железа возросла до шести пудов. Если до войны за пуд пшеницы можно было купить 10 аршин ситца, то в войну только два. Цены же на готовую железную продукцию возросли ещё больше, на гвозди, к примеру, в восемь раз.
Правительство резко подняло оптовые цены на продовольствие, а розничные и сами подскочили ещё выше. Рабочие в городе затянули потуже пояса. Но весь фокус был в том, что поднялись именно оптовые цены, но не закупочные! То есть крестьяне сдавали хлеб по старым ценам, нищали, а богатели от этого всевозможные барыги-перекупщики. Ну всё как нормальном, рыночном, цивилизованном обществе! К 1917 году было призвано в армию около половины деревенских мужиков и четверть лошадей. Сбор хлеба к 1916 году сократился на 20%, и деревня, лишённая городских товаров, стала его припрятывать до лучших времён. Осенью 1916 года царское правительство послало в деревню первые продотряды (демократы и православные патриоты лгут, что якобы это впервые сделали большевики).
Обычно в таких случаях вводят карточки на продовольствие. Но дело в том, что в таком случае одновременно надо сажать спекулянтов, а на это власти у Николая Второго не было. (Именно спекулянтский капитал и сверг царя в феврале 1917 года).
Первая мировая война была для нас несравненно легче Второй мировой. Основной театр боевых действий находился во Франции, захваченные территории были относительно невелики. Но тогдашняя Россия и такой войны не выдержала. Гитлер, когда нападал на нас в 1941 году, просто считал сталинский СССР ухудшенной копией Российской Империи – наверное, это ему белоэмигранты насвистели…
Но вернёмся к 1917 году. Первоначально крестьяне поддержали Временное правительство. Но поддержка быстро сошла на нет, когда выяснилось, что ни мира, ни земли «временные» давать не хотят (точнее, не могут). Вопрос о земле откладывался до созыва Учредительного Собрания, а о мире не было и речи (единственное, что объединяло все составы Временного правительства, так это требование «войны до победного конца»). А тем временем уцелевшие помещики, чуя возможную утрату своих земель, начали откровенный саботаж. Землю продавали за бесценок иностранцам, закладывали в банки, резали скот, уничтожали сельхозинвентарь, и т.п. Леса рубили так, что крестьянам приходилось выставлять охрану. Неубранный урожай гнил в полях.
А почему «временные» не стали давать землю, ведь это был вопрос их выживания? Тем более, что сам Керенский был эсером, а эта партия заявляла о себе как о вернейшей защитнице крестьянства? (Знаменитый ленинский «Декрет о земле» был слов в слово переписан их партийной документации эсеров, которые за это сильно обижались на большевиков).
А потому, что многие министры-капиталисты сами были крупными землевладельцами. И ещё потому, что к 1917 году большинство помещичьих земель были заложены в банки, а банками владели лица банкирской национальности, этих самых «временных» и финансировавшие…
И тут с фронта стали возвращаться дезертиры – озверевшие, без всяких иллюзий, но с оружием и некоторым умением вести боевые действия…. Всё это сопровождалось «красным петухом», которого пускали по помещичьим усадьбам, и визитами войск в мятежные деревни. Войска состояли в основном из крестьян, и подавлять своих же собратьев не спешили.
А 25 марта 1917 года Временным правительством была введена продразверстка, что означало неприкрытую войну с деревней. (Опять же – задолго до большевиков). Продразверстка означала, что крестьянам оставляли самый малый минимум (или меньше его) на пропитание, а излишки отбирали без всяких фиговых документиков. Поскольку от русских солдат (и даже казаков) толку в этом деле было мало, в продотряды стали набирать пленных германцев и австрийцев.
Правде, кроме кнута правительство применяло и пряник – летом 1917 года в деревню в порядке шефской помощи на сельхозработы отправили полмиллиона военнопленных и столько же солдат тыловых частей. Так что и здесь большевики ничего нового не придумали!
В августе «временные», как и положено убежденным рыночникам, отменили твёрдые цены на хлеб. Реальная заработная плата рабочих упала по сравнению с февралём наполовину. (такого падения не было даже в 1992 году). На душу петроградского населении полагалось триста грамм хлеба в день – почти как в блокаду. Это был уже голод.
И тут «святые землепашцы», «сеятели и хранители» всяческих добродетелей, мигом сообразили, что пришел их черёд отыграться за всё. Начинавшийся голод был им на руку – как только люди начнут умирать на улицах городов, цены на хлеб подскочат до небес. Деревня уже не припрятывала, а откровенно прятала хлеб. Одновременно росло самогоноварение, так как гнать самогонку было выгоднее, чем печь хлеб. (Кстати, самая суровая кара первого советского уголовного кодекса – 10 лет тюрьмы – полагалась именно самогонщикам). В сентябре план хлебозаготовок был выполнен на 30%, в октябре – на 19%, и это перед наступающей зимой! Да, Ленину, взявшему власть 25 октября, не позавидуешь…
10 октября новый главнокомандующий, генерал Духонин, поставил перед правительством вопрос о сокращении армии – нечем кормить солдат…
(окончание следует).
Часть 1 [2]
Часть 2 [3]
Источники:
- «Ленин-Сталин. Технология невозможного». Елена Прудникова.
- «Будет ли революция в России?» Алексей Кунгуров.
- «Очерки русской смуты» А. Деникин.
- «Дикая дивизия» Брешко-Брешковский.
- «История СССР», 9 класс, И.Б. Берхин, И.А. Федосов. 1978 год
- «Иллюстрированная история СССР» издательство «Мысль», 1980 год.
- «Бог грехам терпит»
- «Разоренье»
- «Крестьянин и крестьянский труд»
- Пришло на память» — произведения Г. И. Успенского.