Праздник непослушания. Восемнадцатая часть
«Лондон, Уайтхолл… За столом обширного кабинета сидит человек, которого хорошо знают в нашей стране. Тогда ему шел всего сорок третий год. Он и тогда уже был с солидным брюшком. Неизменная сигара и бутылка с виски не мешала ему трезво оценивать обстановку. Сейчас к нему явился русский военно-морской атташе, предельно взволнованный, и волнение его можно понять.
— Германия посылает на Балтийский театр две трети свого флота. Семьдесят процентов всего Гохзеефлотте скопилось у берегов Курляндии. Назревает неслыханная по масштабам операция. Если союзный флот Великобритании не оттянет часть германских сил с Балтики активными действиями здесь, то…
— Мой друг, — отвечал Черчилль, — что вы говорите? Верить ли этому? Однако если ваши сведения справедливы, то я призову в свидетели адмирала сэра Джелико. Пусть он подтвердит, что британский флот, всегда верный союзническому долгу, уже начал демонстрировать возле германского побережья…
Джелико сказал, что это всё чепуха: Гранд-флит забрался в спальню его величества и дрыхнет, а в помощь русским болтунам он не даст даже подлодки, — хватит! Черчилль энергично сосал потухшую сигару. «Разве можно быть таким откровенным нахалом?»
— Ну, всё равно, — сказал он, откровенно пожимая руку российского атташе. – Вы не волнуйтесь: Уайт-холл сделает всё возможное, чтобы оттянуть жар от больной части вашего фронта…
На самом же деле, согласно сговору в Мюнхене, они ничего не сделали. Для них было важно одно: пусть тевтонский кулак раздавит сердце русской революции – Петроград… Ленин писал:
«Не доказывает ли полн
ое бездействие английского флота вообще, а также английских подводных лодок при взятии Эзеля немцами, в связи с планом правительства переселиться из Питера в Москву, что между русским и английскими империалистами, между Керенским и англо-французскими капиталистами заключён договор об отдаче Питера немцами и об удушении русской революции таким путём?
Я думаю, что доказывает».
В. Пикуль, «Моонзунд».
Прошу прощения за длинную цитату, но в ней лучше всего отразилась та ситуация, что сложилась вокруг революционного Петрограда осенью 1917 года. В сентябре в германском генштабе была разработана операция «Альбион». Суть её заключалась в захвате принадлежащего России Моонзундского архипелага, имеющего стратегически важное значение для обороны русской столицы. Ну, и если дела при этом пойдут совсем уж хорошо, то, развивая успех, дойти до самого Петрограда и оккупировать его. Чуткое ухо Берлина слышало малейший писк в России – немцы отлично знали, что русская буржуазия и изрядная часть офицерства настроены капитулянтски, и не ожидали сильного сопротивления. (Захват Риги после «приглашения» Корнилова говорил сам за себя).
Кроме того, в самой Германии было неспокойно. Под влиянием Русской революции даже в немецком флоте начались волнения, и их командование рассчитывало захватом Петрограда выправить положение.
Моонзундская операция началась 29 сентября. Русский флот, естественно, защищал принадлежащие России острова. Вроде бы всё ясно. Да не совсем. Дело в том, что к тому времени Керенский и Компания окончательно утратили всякое доверие. Центробалт, неофициальный, но реальный руководитель Балтфлота, заявил, что не исполнит ни одного приказа Временного правительства. Кто же тогда вывел в море корабли? Советы. Точнее, большевики, к тому времени имеющие в Центробалте большинство. Партия Ленина впервые давала бой на море!
Да, Моонзунд отстоять не удалось. Да, к 20 октября немцы заняли все острова, и русский флот отошел в Финский залив. Но преследовать его немцы уже не могли. О захвате Петрограда не шло и речи.
Ленин писал тогда: «Геройски воюют матросы, но это не помешало дезертировать двум адмиралам!» Да, товарищи, так было. Многие офицеры даже на флоте были сторонниками Корнилова, и воевать за революционный Питер не желали. Пришлось поставить над ними надзирателей-комиссаров: а что ещё оставалось делать? Ждать, когда беляки сдадут немцам Петроград, как сдали Ригу?
А как же задуманное большевиками вооруженное восстание, вы о нём не забыли? О, тут были очень тонкие расчеты…
Пока часть большевиков воевала при Моонзунде, основная масса ленинцев окучивала питерский гарнизон. Дело в то, что к тому времени стало ясно, что на энтузиазм гражданских масс нечего рассчитывать – пролетарии особой воинственностью не отличались. Из них формировали отряды Красной Гвардии, но это было больше для виду. Было очевидно, что реальную силу в городе представляют питерский гарнизон и Кронштадт с Гельсингфорсом. За кого пойдут они, того и власть будет! А шли солдатские и матросские массы на тот момент за Советами.
Исходя из этого, большевики здраво рассудили, что поднимать восстание от своего имени им никак нельзя. В таком случае гарнизон мог либо расколоться, либо заявить о своём нейтралитете. Значит, надо действовать от имени Советов. Для начала – выставить себя защитниками солдатских масс от злодейского Временного правительства. И такие действия начались.
В начале октября «Временные» предприняли очередную попытку выпихнуть столичный гарнизон на фронт, мотивируя это необходимостью защиты Родины. Ну, солдатики насчет защиты были вполне согласны, но вот в окопы пусть идет кто другой!
Большевики оказались в трудном положении. Поддержав тыловиков, они теряли авторитет у фронтовиков, и наоборот. Что делать?
Помог случай. «Временных» к тому времени никто не слушал. Сначала командующий фронтом не хотел принимать вдрызг разболтанное пополнение из столицы. Потом затеяли солдатскую демократию на тему: идти или не иди на фронт?
17 октября во Пскове было собрано совещание гарнизонных и фронтовых представителей, дабы воздействуя на совесть (иных рычагов воздействия уже не оставалось) солдат питерского гарнизона, убедить их идти воевать. Дескать, соберутся мужики в серых шинелях, поговорят о жизни и службе, и, глядишь, сумеют меж собой как-то договориться. Так оно и вышло, перед своими братьями-фронтовиками питерцы не устояли. Положение спасли большевики, которым терять «свой» гарнизон было никак нельзя.
Их линия была такова: надо заключать всеобщий мир без аннексий и контрибуций, а не гнать новые полки в топку империалистической войны. Ну а чтобы заключить мир, надо передать власть в России Советам, тем более, что на 25 число запланирован их второй Всероссийский Съезд. А вывод полков из столицы может сорвать и Съезд, и Учредительное Собрание, что будет на руку только корниловцам. Так что, товарищи, давайте подождём Съезда, тем более, что осталась всего одна неделя, а?
В общем, гарнизон большевики отстояли, но понервничать солдатикам пришлось изрядно, и симпатий к «Временным» у них от этого явно не прибавилось.
(Вообще, Псков, благодаря своему положению был жизненно важен для большевиков. С весны начальником здешнего гарнизона был М.Д. Бонч-Бруевич, первый генерал, перешедший на сторону Советской власти. В августе Михаил Дмитриевич арестовал во Пскове некоего генерала Краснова, который с войсками двигался на столицу: подвиг, который невозможно переоценить. К сожалению, сейчас в России прославляют кого угодно, только не героев революции. Фашистскому прихвостню Краснову, повешенному в 1946 году («православному воину»), воздвигли памятники в Москве и на Дону. Ну а про Бонч-Бруевича во Пскове совершенно забыли).
Кроме того, за неделю до псковских событий, 9 октября был опубликован приказ Временного правительства о выводе петроградского гарнизона на фронт. Данное распоряжение обсуждалось на собрании Петросовета, и с подачи большевиков он принял решение: создать Военно-революционный комитет по обороне столицы. Официально – для точного учёта оставшихся сил, необходимых для поддержания порядка в городе, меры по охране от погромов. Ну и не забудьте, что совсем неподалеку шли бои за Моонзунд, и перспектива появления кайзеровского флота в Неве была вполне реальной. Так что с формальной точки зрения, к Военно-революционному комитету (ВРК) претензий быть не могло.
Формально ВРК был советским, внепартийным органом, куда входили профсоюзы, фабзавкомы, Советы, солдатские комитеты. Однако на самом деле большинством этих организаций давно уже рулили ленинцы.
7 октября машинист паровоза Гуго Ялава тайно привез Ленина из Финляндии в Петроград. Поселившись на конспиративной квартире и отдохнув немного с дороги, Ильич 8 октября принялся за дело. Схватка была неизбежна!
(Продолжение следует).