Бориска на царствии. Часть 5
- Бориска на царствии. Часть 1
- Бориска на царствии. Часть 2
- Бориска на царствии. Часть 3
- Бориска на царствии. Часть 4
По описаниям очевидцев, Борис Годунов, как только услышал о «чудесно спасённом царевиче Димитрии», вздрогнул на троне, будто его снизу кольнули шилом, и, обведя бояр сверлящим взглядом, прошипел, что это – их работа. Ему ли, прожженному царедворцу, начинавшему карьеру при Грозном, не знать, как делаются такие дела! Итак, враги решили погубить его любой ценой, и, поскольку «точечные» заговоры успеха не сулили, прибегли к оружию массового поражения.
Поначалу, правда, Годунов не поверил, что дело зашло так далеко, и решил, что это просто крупная боярская провокация, ложный слух. Необходимо было найти его источник, и таким образом, вскрыть заговор. Дело осложнялось тем, что сказать об этом открыто Борис опасался. По всему государству начался розыск. Хватали всякого, кто говорил о Димитрии, подвешивали на дыбу, били кнутом – надо же было найти того, кто распускает этот слух. И уж конечно, пытка ожидала всякого, кто осмеливался отозваться о самом Годунове без должного почтения. Похватали, покалечили и казнили много людей, а выйти на источник слухов никак не удавалось!
Характер самого Годунова сильно изменился. Исчезло показное благодушие, начались репрессии. Среди прочих, были отосланы в ссылку Романовы. Этот род был самым близким к прежней династии: они были двоюродными братьями покойного царя (по женской линии). Борис отправил в ссылку четырёх братьев Романовых, а пятого, Фёдора, насильно постриг в монахи под именем Филарета.
Борис щедро вознаграждал доносчиков, и количество стукачей стало зашкаливать. Все стали доносить на всех, потому что это стало выгодно и безопасно. У холопов появился шанс расквитаться с господами: любой донос, хоть самую малость правдоподобный, принимался на веру, барина ссылали, а его имуществом награждали доносчика. Всё государство было перебаламучено: знали, что ищут каких-то врагов, но никто не знал, кого именно?
В довершение беды в 1601 году случился недород, который обострился на следующий год. Заморозки и дожди погубили урожай в северных областях. Начался голод, который привел к страшным последствиям.
Но дело в том, что его можно было избежать. Природные катаклизмы поразили отнюдь не всю Россию. В южных областях созрел очень приличный урожай, который местами даже не удалось полностью убрать. К тому же не забывайте, что в боярских и монастырских амбарах хранились запасы хлеба прошлых урожаев. И при дееспособной административной системе можно было как-то сманеврировать, заставить сытых поделиться с голодными. На худой конец, можно было закупить продовольствие за границей.
Но администрация Московской Руси оказалась неспособной действовать в экстремальных ситуациях. Каждый думал только о наживе, и мало кто – о стране и народе. Крестьяне, имеющие хлеб, гноили его в ямах, боясь вести на продажу, чтобы по дороге не отобрали голодающие. Опасно стало ездить по стране – одиночного путника могли убить и съесть.
Купцы в массовом порядке скупали хлеб и закрывали его на складах, ожидая, чтобы цены взлетели до небес. Точно также поступали бояре и большинство лиц духовного звания. В общем, как говорит русская пословица: «Кому тошно, а попу в мошно». В разгар голода цены на хлеб выросли в сто раз.
Видя такое дело, царь отправлял продотряды в южные области для изъятия излишков хлеба. (То есть занимался тем же самым, что Ленин в 1918 году). Но если Ильич всё-таки сумел заставить подчиняться своим распоряжениям, то о Годунове этого сказать было нельзя. Посланные продотряды вступали в преступный сговор с хлебовладельцами, и либо ничего не привозили, либо привозили одну гниль.
Годунов приказывал силой отворять боярские и купеческие склады, вывозить хлеб и отдавать беднякам, а хозяевам выплачивать по твёрдой, не рыночной цене. (Во большевик-то недорезанный!) Ну разве можно было противиться Великому Рынку! Деловым людям было выгоднее дать взятку должностным лицам и потом продать хлеб за огромную цену, чем отдать его за копейки. И пусть хоть вся Россия перемрёт с голодухи! (Кстати, житницы Патриарха тоже остались закрытыми, хотя Иосифов монастырь традиционно кормил голодающих). В общем, борисова продразверстка, в отличие от ленинской, полностью провалилась.
Борис видел, что его приказы игнорируются самым наглым образом. Но сделать ничего не мог: не по понятиям это, чтобы вор отбирал хлеб у вора ради каких-то голодных фраеров. (Вор должен делиться пайкой только с вором, фраеру можно кинуть объедки). То есть любого боярина, обвиненного в заговоре, царь мог сослать, посадить, казнить, наконец – это было по понятиям. А вот заставить их хоть самую малость раскошелиться (даже не раскошелиться, а отказаться от сверхприбылей) ради голодающих – нет, не мог.
Видя такое дело, Борис отворил собственные житницы, приказал продавать хлеб по низкой цене (ишь, какой большевик-ленинец нашелся!), а деньги раздавать бедным. Но не оказалось людей, способных выполнить такой приказ. Чиновники раздавали деньги своей родне, своим корешам и собутыльникам. Их кореша приходили к пунктам раздачи, дубинами разгоняли голодающих доходяг и забирали весь хлеб себе. Очень умные и предприимчивые люди, видно, были и тогда в управленческом аппарате.
Раздача царских даров продолжалась месяц, а потом Борис понял, что всё это бесполезно, он только обогащает должностных лиц. История с царской гуманитарной помощью весьма походила на подобную эпопею в девяностых годах прошлого века.
Примечательно, что так плохо отзываются о том времени только дореволюционные историки, а советские высказывают сомнения в повальной продажности должностных лиц Московской Руси. Но при Советах, как мы помним, была противоестественная идеология («человек человеку – друг, товарищ и брат»), которая не выдержала проверку временем и в 1991 году была заменена на общечеловеческую («человек для человека – источник доходов и добыча»). Ну а насчёт продажности – вспомните 90-е годы, когда практически поголовно все бывшие высокопоставленные коммунисты стали капиталистами, националистами, исламистами и т.п. И в старину было точно так же: сегодня боярин за Годунова, завтра – за Лжедмитрия, послезавтра – за Василия Шуйского, после послезавтра – за Тушинского Вора (чуть не написал «за Обаму»).
Царь прекратил раздачу гуманитарки. Но слух о том, что в столице раздают еду, уже разнёсся по всей России, и толпы помирающих с голоду ринулись в Москву. И пришли туда как раз в тот момент, когда выдача прекратилась. По свидетельствам современников, в одних только московских убогих домах (участки кладбищ, предназначенные для бомжей, бедняков, казнённых преступников и ими убитых) было погребено около 127 тысяч человек, и это не считая тех, кого захоронили возле церквей.
Видя такое дело, множество голодающего народу убежало на юг, в Северскую землю (это примерно в районе нынешнего Харькова и Белгорода). В ту пору это был слабозаселённый стык границ России, Речи Посполитой и Дикого Поля, по которому шастали татарские орды. Там шло строительство русской оборонительной линии и народ на стройках, по крайней мере, кормили. Можно было рискнуть и распахать участок земли – урожаи на чернозёме были гарантированы. Правда, всегда был риск татарского набега, но многим своя голова была уже не дорога.
Кто-то остался на границах России, многие, спасаясь от голода, убежали ещё дальше, на Украину. Таким образом, в тех краях скопилось много отчаявшихся, на всё готовых людей, которым было уже нечего терять. Самозванец, Лжедмитрий Первый, это отлично понимал, и неспроста начал свой поход на Москву через эти земли. Но пока до этого похода было еще несколько лет.
А слухи из Польши приходили всё тревожнее и тревожнее. Борис уже понял, что самозваный «Димитрий» — не пустая выдумка, а реальное лицо, и приказал закрыть западную границу. Уже и германский император официально предупредил царя, что в Польше какой-то обормот выдаёт себя за покойного царевича. Годунов горделиво отмахнулся – дескать, не боимся самозванцев – но на самом деле был очень неспокоен.
Беда была в том, что он и сам не знал точных обстоятельств угличского дела, и уточнить не представлялось возможным: все следы были заметены. Больше всего Годунова нервировало то, что он и сам не был уверен в смерти сына Грозного. Одно дело, когда против тебя явный аферист, и совсем другое – когда законный наследник престола…
Борис весь извелся. Страх, остатки совести грызли его день и ночь. Царь стал запираться в палатах. Челобитчиков отгоняли от царского крыльца пинками, и работники царской администрации, сообразив, что сейчас царю не до них, тут же завели натуральный беспредел, воруя и притесняя народ сверх всякой меры.
Борис терял драгоценное время, а Лжедмитрий в Польше усиливался день ото дня. Нужно было срочно слать ультиматум королю и требовать его выдачи. Но заикнуться о покойном Димитрии – означало поднять из гроба ужасный призрак. Шум поднялся бы на весь мир, и уж конечно, Россия была бы взбудоражена до основания.
Годунов вспомнил про мать Димитрия, и приказал привести инокиню Марфу в Москву. Царь с царицей лично допрашивали её. На вопрос, что стало с её сыном, Димитрием, Марфа ответила, что не знает. Скорее всего, она отвечала так чтобы напугать и обозлить Годуновых, и это ей удалось. Царица пришла в такую ярость, что запустила горящую свечу в лицо Марфе, а царь приказал посадить её на строгий режим.
Народ волновался. Законы о пожизненном холопстве и крепостном праве стали источником нескончаемых смут. А когда в 1603 году голод прекратился, множество холопов и крепостных, выгнанный своими господами на самопрокорм, не захотели возвращаться обратно. Чрезвычайно размножились незаконные вооруженные формирования. Одну особо крупную банду под руководством полевого командира Хлопко, орудовавшую близ столицы, пришлось ликвидировать с привлечением значительных войсковых сил. (Осенью 1603 года). Но это была только прелюдия.
А между тем так называемый «Димитрий» 16 октября 1604 года с войском русских и поляков вторгся в пределы Московского государства…
(Продолжение следует)
