Личное клеймо
Как известно, чтобы оправдать убийство Советского Союза, коммуно-демократо-патриоты приводят довод, будто советская промышленность была жутко отсталой, и не могла давать продукцию высокого качества. Дескать, вы, совки поганые, не умели угождать на изысканный скус благородной публики, и ваши изделия ни на что не годились. «Доводы» при этом приводились самые убойные.
Такие, что с их помощью можно было доказать что угодно, к примеру, что США – самая отсталая страна в мире: ведь в Штатах даже обувь своя не производится! (В лаптях, наверное, ходят, бедолаги). И не все американские изделия соответствуют высочайшим стандартам качества! Но, к счастью для Америки, подобная перестроечная методика к этой стране почему-то не применялась.
Что тут можно было сказать? То, что ни одна страна в мире не может быть первой абсолютно во всех отраслях. Впоследствии, когда рухнул так называемый «железный занавес», и «челноки» понавезли в Россию всякого заграничного добра, всем стало ясно, что брака за «бугром» производят ничуть не меньше нашего, а то и побольше. И вы заметили, что особо ретиво критиковали «совок» не директора заводов, не ведущие инженеры конструкторских бюро, а всякие гуманитарии, партаппаратчики, да эстрадные скоморохи – публика, в производстве, мягко говоря, несведущая? (А говоря не мягко, разбирающиеся в вопросах производства и экономики, как свиньи в апельсинах).
Я, конечно, не инженер. И не директор завода. Я всего лишь обычный рабочий-станочник, таких в советское время были десятки миллионов. А сейчас мы — вымирающий вид, по крайней мере, на Псковщине. Заводы «переоборудованы» в ночные кабаки, в магазины или склады. Я как-то проходил мимо бывшего завода ПЭМЗ (Псковский электромашиностроительный завод). Даже не верится, что когда-то в эту проходную входили тысячи рабочих и работниц, кипела жизнь. Там, где сейчас гостиница «Кром», было заводское общежитие. А по улице Металлистов, от общаги к заводу, я шел рядом с одной симпатичной работницей каких-то тридцать лет назад…
Завод в ту пору производил электродвигатели, как нетрудно догадаться по его названию. Было два производства, первое и второе. А ещё мы изготовляли всякий ширпотреб, пластмассовые удочки для зимней рыбалки, вешалки, всего уже не упомню. Знаменитый «псковский ключ», который так любили покупать гости города (да и сами псковичи), тоже изготовлялся на ПЭМЗе, в 19-м цеху.
Завод в советское время преуспевал. Имел собственную санчасть. (Сейчас, если не ошибаюсь, иметь свою медслужбу заводам запрещено. Якобы Минздрав таким образом давит конкурентов и устанавливает монополию на медицину). Имел несколько общежитий, плата за проживание была, по нынешним меркам, микроскопической. А ещё завод шефствовал над колхозами, имел свою столовую (обед стоил копейки или был вообще бесплатный, по талонам). Велось интенсивное жилищное строительство, вплоть до самого конца советской власти. Квартиры давали, по нынешним понятиям, забесплатно, за какой-то, смешно сказать, труд!
Вы, наверное, не поверите, но тогда считалось, что труд – основа жизни и причина богатства. Причём нехорошие советские излишества доходили до того, что на заводе издавалась своя многотиражка (газета заводская). И откуда только деньги брались, загадка.
Всякие «совки», вроде автора этих строк, считают, что от трудов праведных палаты каменные построить можно. Надо только нещадно давить всяких паразитов, залезающих в народный карман. (Если вы их пожалеете, то они вас не пожалеют – 90-е годы это доказали). И в качестве примера любят вспоминать былую жизнь.
Ну, так вот, самым «козырным» изделием ПЭМЗа были небольшие двигатели на переменных магнитах. ДПМ-30 и, кажется, ДП-35. (Уже не помню точно, времени много прошло). Причем наши псковские двигатели были высочайшего класса, лучше японских. И это не моя выдумка, это реальность. За движками охотились спекулянты, они постоянно просили рабочих вынести их с завода, если получится, то целый ящик. И иногда готовые двигатели действительно пропадали, но это было ЧП, которое сразу же расследовали соответствующие органы. (Движки шли, помимо прочего, в военную промышленность).
Я знаю, что говорю, так как сам обрабатывал корпуса этих движков на польском расточном станке-полуавтомате. С этим станком вышла интересная история. Дело в том, что на нём мог работать только один человек. Но поскольку он слишком хорошо знал себе цену и считал себя незаменимым (драл за своё умение слишком большую плату), то цеховое начальство постоянно хотело подобрать ему замену, обучить работе на этом станке другого рабочего. Только ничего не получалось.
Не сказать, чтобы сам станок был чем-то сверхсложным. Наоборот, это был обычный полуавтомат (даже без ЧПУ – числового программного управления) замкнутого цикла, позволяющий резко повышать производительность труда по сравнению с токарным станком. Всё дело было в ручной настройке. Необходимо было правильно заточить маленькие резцы расточных головок и настроить их так, чтобы обрабатываемая поверхность была требуемой чистоты, и при этом соблюсти высокую точность. А поскольку каждая головка одновременно растачивала, торцевала и снимала фаски, а было их всего шесть, то сами понимаете, умение действительно требовалось немалое.
Прибавьте ещё тот факт, что система зажима обрабатываемых деталей была выполнена не совсем удачно (внутренние цанги вместо наружных самоцентрирующихся патронов), следить приходилось ещё и за ней.
Ну, в общем, подходит ко мне однажды мастер и предлагает новую работу: освоить этот капризный станок. Только учти, Джунусов, что дело это сложное, уже пять человек пробовали, ни у кого ничего не получилось. А умелец, который на нём сейчас работает, никого учить не хочет, так что самому придётся до всего доходить.
О чём речь! Мне к тому времени надоело хуже горькой редьки стоять на операционке (выполнять только одну операцию — нарезку шлицов). И я обеими руками ухватился за это предложение.
Как и предупреждал мастер, умелец ничему меня учить не стал. (Естественно – он ведь получал почти тройную зарплату, и терять такие доходы не хотел). Собрал манатки, и пошёл на другой участок, где он по совместительству работал шлифовщиком на круглошлифовальном бесцентровом станке. Пребывая, между прочим, в полной уверенности, что уж этот-то (то есть я) и вовсе ничего не сможет, и очень скоро цеховое начальство на карачках к нему приползёт. (Когда план затрещит).
Однако, у «этого» были свои планы. Да, пришлось туго, приходилось работать в две смены, сотни раз перетачивать резцы, но норовистый станок я укротил, и довольно быстро, за месяц. Через месяц польский полуавтомат работал, как часы, корпуса вылетали только так, и бригада вздохнула спокойно. (Бригаде тоже надоел капризный «рабочий аристократ» — ведь его повышенная получка вычиталась из их зарплат).
Кстати, о качестве. ОТК (отделы технического контроля) стали первой жертвой «перестройщиков». По их скудоумию (или по их вредительским наклонностям?) они посчитали, что «рынок сам всё наладит!» и держать службу контролёров – непозволительная роскошь. Потом «роскошью» стали детские сады, столовые, санчасти, премии рабочим, спецодежда, мыло, заводские душевые, жилищное строительство и т.п, но начиналось всё с разгрома ОТК.
А в ту пору у нас был отдел технического контроля, да ещё какой строгий! Две контролёрши, Татьяна (постарше) и Инга (только после школы), наведывались на наш участок в день по несколько раз. Замеряли детали и следили, чтобы мы не ленились вовремя менять измерительный инструмент. Раз в три дня мы должны были сдать его в ОТК на проверку, и получить уже проверенный, залитый парафином. Никакие визги и писки типа: «Да не пользовался я мерителем, у меня все калибры в парафине!» во внимание не принимались. Подошёл срок, так меняй!
Причем за нашими контролёршами тоже был контроль. Периодически их работу проверяли, и если что не так, то премии в первую очередь лишали не нас, а их. Со стыдом признаюсь – как-то раз я поленился менять калибры (они стальные, не сотрутся же за три дня!) и пропустил срок. Как назло, именно в этот раз нелегкая принесла проверку, и Ингу из-за меня лишили премии. К счастью, вскоре был праздник 8 Марта, и я, заглаживая свою вину, сделал ей персонально шикарный подарок.
Таким вот образом боролись за высокое качество и культуру производства. И знаете, получалось неплохо. Во всяком случае, псковские движки были на мировом уровне.
Да, не вся советская продукция была такого качества. Да, хватало проблем у нашего производства. Но все они были решаемы, была бы на то политическая воля, и было бы желание. Желания не было. Воли – тем более. Идеалом перестройки стали идиотские лозунги типа «Рынок сам всё наладит!», «Мы сидим, а денежки бегут!» И люди с таким мировоззрением называли нас, «совков», халявщиками и тунеядцами!
А потом пришли «свобода» и «независимость», и ПЭМЗ загнулся, как почти все псковские заводы. 22 цех, где работала симпатичная работница и где собирали на конвейере готовые движки, усох до размеров мелкой кустарной артели и собирал стеклоподъёмники для буржуйских автомашин. Замена абсолютно неравноценная, но и это было ещё за счастье.
И случилось такое же на заводе зубчатых колёс, на ТЭСО, на Псковхимлегмаше, и по всей стране.
Сколько народу тогда спилось, скурвилось, погибло самым глупым образом? Этого никто уже не подсчитает. Я к тому времени уже не работал на ПЭМЗе и не жил во Пскове, но слышал, что бывший начальник нашего цеха в один далеко не прекрасный день сел на рельсы и не стал сходить с них перед приближающимся поездом… А директор завода выехал в гололёд и погиб в аварии на «асфальте смерти» (участок между Псковом и Островом). И никому не было счастья от новой жизни – даже тот, кто изловчился обобрать вчерашних товарищей, зачастую расплачивался за это самой крупной монетой.
На днях, разбирая инструментальный ящик, я нашел в нём личное клеймо. Такие клейма выдавали только добросовестным работникам, тем, у кого была ответственность и гордость за порученное дело, тем, кому профессиональная честь не позволяла гнать брак. Закончит такой рабочий обтачивать партию деталей, и поставит своё личное клеймо на наряде вместо клейма ОТК.
Это не значит, что его детали ОТК совсем не проверяло. Нет, проверяло, но делало это гораздо реже, чем у других. За личное клеймо доплачивали, его надо было заслужить. Клеймо я прихватил как память о заводе, когда уходил работать в музей. И хотя при буржуазной власти клеймо потеряло всякий смысл, оно лежало среди инструментов, как память о советском периоде. Это единственное, что осталось у меня от той жизни.
Как же легко разрушить оказалось промышленность …..теперь почти все у нас «сделано братским Китаем» =(